Это был голос богини. Но только Амага услышала слова. Дева пела колыбельную Таргу. Дикая ярость охватила Амагу.

— Нет, нет, нет! Не хочу! — Девочка облила деревянную фигуру маслом, забрала у вождя огонь и швырнула факел. Фоант ошибался. Дева не мертва. Однако

Амага сделает все, чтобы она не очнулась.

2 Фила (гр. φυλή) — в Древней Греции родовое объединение, община.

3 Эсседоны, или иссидоны, — один из древнейших исторических иранских кочевых этносов, известный по крайней мере с VII до н. э. По словам Геродота, практиковали ритуальный каннибализм.

4 Гипербореи, или гиперборейцы (гр. Hyperboreioi — живущие по ту сторону северного ветра) — сказочный вечно юный народ, живший в северной стране

Гипербореи наслаждался солнечным светом.

5 Теменос (древнегр. τέμενος) — священный участок, посвященный определенному божеству в древнегреческой религии. Считали, что, находясь в темени, человек может почувствовать присутствие этого божества. 6 Ортия, Лагодесма — другие имена богини Артемиды.

5 Теменос (древнегр. τέμενος) — священный участок, посвященный определенному божеству в древнегреческой религии. Считали, что, находясь в темени, человек может почувствовать присутствие этого божества.

6 Ортия, Лагодесма — другие имена богини Артемиды.

Ма. Мать и сын

Мая вернулась домой, когда уже смеркалось. Остаток дня после визита в

Тети Вальки пришлось провести в аиле Азиза-бабы. Ма позвали, чтобы помочь второму после Ниязе ребенку из семьи старейшины. Каменный ребенок имел серьезную патологию. Ее кожа напоминала каменную корку, каждое движение приводило к разрыву покрова, кровавым ранам и постоянной боли. Девочка любила рисовать, а потому из трещин в правой руке не прекращала сочиться кровь.

Ма не верила, что ребенок проживет долго, через несколько месяцев после его рождения даже спросила Азиза-бабу, не лучше ли прекратить его мучения. Но старейшина сказал, что весь Дешт является доказательством силы жизни. И если Бог Вспышек зажег искру в таком теле, то не им гасить ее. Женщины из аиле Азиза-бабы вели упорную борьбу за право рожать. Иногда они беременели, тогда Ма чуть ли не каждый день осматривала будущих матерей. Но чаще животы не дотягивали до срока. А если дети и рождались, то были так изменены, что не могли прожить и недели.

Каменный ребенок стал счастливым исключением, а Ниязи — вообще чудом. Так думали женщины из аиле Азиза-бабы. Мальчик родился с лисьими ушами, хвостом и частично поросшим мехом. Однако мог бегать и радоваться жизни, как неизмененные. Кроме того, Ниязи имел более крепкую пищеварительную систему. Мог есть мелких насекомых и непригодные для желудка Бекира солеросы, нуждался в меньшей воде и лучше выдерживал жару.

А самое главное — он был другом Бекира, которого Ма заставит покинуть, когда она наконец-то изобредет лекарство для сына, и они смогут бежать из Ак-Шеих. «Если посчастливится найти лекарство», — поправила себя Ма. Если она получит кровь

Талавира. Если… Когда она вышла из аиле Азиза-бабы, Полномочный остался с Гулю. Мало какой человек мог устоять перед ее волшебством. Мая вздохнула и ступила во двор собственного жилья. В юрте светилось. Ма убедилась, что Бекир загнал кууну, и мысленно его похвалила. Мама держала только одно животное, за что над ним издевались другие женщины. Их кууна давала только стакан солоноватого молока в день.

При этом съедала боры больше, чем Бекир, и была чрезмерно своенравна. Ма пыталась вспомнить, на кого похоже это существо — на козу или овцу, но это так и не удалось. Все, что было до Вспышек, словно затянул тяжелый туман. Иногда ее посещали воспоминания о давно заброшенных местах, о пропавших вкусах или звуках, а бывало, что она не могла вспомнить простого понятия, как сейчас. Ма отвернулась. Бекир был дома. Парень бросил сушеных кизяков в собу. Горел яркий огонь, наполняя помещение теплым угарным духом. На железной крышке печки стояла жаровня с песком. Джезва давно перегрелась, сожженный кофе висел темными потеками.

— Я сварил тебе кофе. — Бекир подсунул матери кружку.

Ма стряхнула с одежды порох, освободилась от пояса, проглотила горячий напиток.

Худшей мерзости, чем кофе из полыни, не представляется.

— Вкусно, — почти не сморщилась Ма. Что бы ни было днем, он дома.

Женщина допила жидкость, осторожно вытерла стакан и поставила его на полку. В

Кое-что не мыли посуду, только вытирали или начищали песком. Вода стоила слишком дорого. Потом Ма проверила сюнг. Губка собирала несколько литров в сутки.

Она была стара. Вода, которую она вытаскивала из воздуха, воняла гнилыми водорослями, но все равно смаковала лучше, чем кофе из полыни. Мать вытерла лицо тем, что выдавила из сюнга и подумала, что уже почти не помнит, что такое душ, и как это чувствовать на коже капли воды. Кна смылась грязными потеками. А с ними будто пошли и заботы сегодняшнего дня.

В последнее время с Бекиром было особенно тяжело. Он удалился бежать и обиженно отсиживаться, когда она оставалась с Сашей Бедным. Ма ничего не могла сделать со своим чувством вины и злобой, которая подстерегала ее все время.

Бекир достаточно взрослый, чтобы понять. Она должна его защищать. Он все, что у нее есть. А Саша Бедный единственный на сотне фарсахов был способен помочь ей в этом. Для засоленных Бекир был неизменен. Ценным продуктом. Если бы не присмотр акинджия, его бы давно украли другие чудовища. Она взяла сумку и села у ног сына. Бекир безропотно дал ей отвернуть повязку. Рану прикрывал компресс из пережеванной полыни и толченого чертового пальца.

— Это Черная Корова, — объяснил Бекир. — Я говорил, что ты сделаешь лучше. А она сказала, что у нее целебная слюна. Как у ее ящерицы. Или как у некоторых женщин.

— Слюна каждой женщины может исцелить и убить, — почувствовала укол ревности

Ма. Скрыла края раны и быстро закрепила скобами, чтобы лучше срослось. Бекир поморщился, а Ма подумала, что девочка сделала все правильно.

— Да, она что-то такое сказала.

— Так говорил и… — Мая перебинтовала рану и поняла, что лишила лишнего. — Мой отец? — перебил Бекир и снова начал воспламеняться. — Ты никогда о нем не рассказываешь! В Ниязе